Брак - союз мужчины и женщины
Единение в браке мужского и женского начала — вторая его характеристика. Для российской семейно-правовой доктрины это является аксиомой, подтверждаемой авторами новейшего времени, семейным законом и судебной практикой.
Несмотря на отсутствие легального определения, а в нем - соответственно констатации идеи о разнополости брака, это положение закреплено в общих началах семейного законодательства (п. 3 ст. 1 СК РФ) и опосредованно - в частных нормах: в ст. 12 - о взаимном согласии на брак мужчины и женщины, ст. 17 — об ограничении права мужа на расторжение брака, п. 2 ст. 48, п. 1 ст. 51 — об отцовстве и материнстве в браке, ст. 89-90 — о праве жены на алименты при особых обстоятельствах.
Конституционный Суд Российской Федерации в Определении от 16 ноября 2006 г. № 496-0 по жалобе гражданина Э. Мурзина на нарушение его конституционных прав пунктом 1 статьи 12 СК РФ подтвердил конституционность положения о браке как союзе мужчины и женщины. Решением Останкинского районного суда г. Москвы от 15 февраля 2005 г. Э. Мурзину было отказано в удовлетворении требования о признании незаконным решения органа ЗАГС об отказе в регистрации брака с Э.А. Мишиным — со ссылкой на правило п. 1 ст. 12 СК РФ. В своей жалобе в Конституционный Суд РФ Э. Мурзин указал, что такой отказ нарушает его права, гарантированные нормами ст. 17-19 и 23 Конституции РФ. При этом заявитель ссылался на опыт ряда стран, признающих брак или зарегистрированное партнерство лиц одного пола. Суд, учитывая, что данные конституционные нормы и нормы международного права исходят из того, что одно из предназначений семьи — рождение и воспитание детей, а также принимая во внимание национальные традиции отношения к браку как биологическому союзу мужчины и женщины, пришел к выводу, что, формально оспаривая конституционность нормы п. 1 ст. 12 СК РФ, заявитель фактически требует государственного признания своих взаимоотношений с другим мужчиной путем их регистрации в виде особого защищаемого государством союза.
Между тем, отмечает Суд, ни из Конституции РФ, ни из принятых на себя Российской Федерацией международно-правовых обязательств «не вытекает обязанность государства по созданию условий для пропаганды, поддержки и признания союзов лиц одного пола, притом что само по себе отсутствие такой регистрации никак не влияет на уровень признания и гарантий в Российской Федерации прав и свобод заявителя как человека и гражданина». Суд также отметил, что в силу нормы ст. 23 Международного пакта о гражданских и политических правах право на вступление в брак и право основывать семью признается именно за мужчинами и женщинами, а норма ст. 12 Конвенции о защите прав человека и основных свобод прямо предусматривает возможность создания семьи в соответствии с национальным законодательством, поэтому ссылка заявителя на соответствующие европейские законы не может быть принята в качестве аргумента неконституционности закона российского.
О. Ю. Косова полагает, что из социологическою понятия семьи вполне определенно выводится заключение о невозможности союзов лиц одного пола, хотя автор и не отрицает, что в различном историческом времени, социальном и правовом пространствах такие состояния существовали и существуют сейчас. «С точки зрения физической природы человека и законов развития общества, — утверждает автор, — это аномалия. Значит, и их правовое признание — правовой нонсенс».
Признавать такие союзы браком (да и вообще признавать их неким явлением de jure), полагают представители различных конфессий и, в частности. Русской православной церкви, значит приглашать человека к греху. В последнее время осуждение подобных союзов прозвучало и из Ватикана, несмотря на широкое распространение в Европе иного общественного мнения и принятие соответствующих законов.
Ряд цивилистов рассматривают даже факт смены пола одним из супругов (в уже заключенном браке) либо как «социальную смерть» и основание к автоматическому прекращению брака после вынесения судебного решения об объявлении лица умершим, либо как основание прекращения брака без развода, либо как основание расторжения брака (М. Н. Малеина). Последняя, впрочем, допускает сохранение брака, в котором однополые люди ведут общее хозяйство, воспитывают детей, но не выполняют роль мужа и жены по отношению друг к другу. (Впрочем, это допущение, особенно во второй своей части, ничем не может быть обеспечено.)
Между тем ситуация, на наш взгляд, не столь очевидна и аксиоматична. Да, классический брак всегда был союзом «мужского и женского сердец». Однако миф об амазонках родился не на пустом месте (вполне возможно, что речь идет о древних мужских и женских обществах и домах и в рассматриваемом плане). Платон, как известно, признавал однополые союзы вполне естественными1Подробнее об этом см.: Платон. Пир // Соч, М, 1970. Т. 2. С. 116-135..
Н. А. Алексеев считает, что дискриминация сексуальных меньшинств в семейных отношениях носит не прямой, а косвенный характер и является следствием не наличия, а отсутствия правового регулирования. В силу того, что отношения между однополыми партнерами российским семейным законодательством не признаются, в совместной жизни подобных пар возникает немало проблем, являющихся юридическим следствием такого непризнания (защита имущественных прав и интересов, невозможность усыновления, приема детей на воспитание в иных законных формах и т.д.)2См.: Алексеев Н.А. Правовое регулирование положения сексуальных меньшинств М., 2002. С 214-221..
Однополые союзы, как известно, стали очевидным и общественно признаваемым явлением в 80-90-е гг. XX в. Участниками самого известного гей-союза, возникшего гораздо раньше (в 1960-е гг.), были знаменитый французский актер с романтическо-мужественным амплуа Жан Марэ и драматург Жан Кокто (у них был приемный сын3См.: Ильина О.Ю. Брак как новая социальная и правовая реальность изменяющейся России. С 12.). Среди известных зарегистрированных союзов сегодняшнего дня - «брак» Элтона Джона с его бой-френдом.
«Фундаментальные вековые принципы, — отмечает О. Ю. Ильина, — на которых покоится древнейший инстинкт брака, все стремительней расшатываются, получая в измененной форме отражение не только в общественном и правовом сознании, но и в законодательстве зарубежных стран».
Впервые институт зарегистрированного однополого партнерства появился в 1989 г. в Дании, затем в 1993 г. — в Норвегии, в 1994 г. — в Швеции, в 1997 г. — в Нидерландах, в 1999 г. — в Исландии, в 2001 г. — в Финляндии. В 2001 г. в Германии был принят закон «О прекращении дискриминации однополых союзов: пожизненных партнерствах». В настоящее время, констатирует С. В. Сивохина, свыше двух десятков государств приняли законы о партнерствах (дополнительно к перечисленным — Франция, Бельгия, Канада, Австрия, Израиль, Швейцария, Великобритания и др.). В ряде государств он легализован на региональных уровнях — в Испании (Каталония и др.), Италии (Тоскания и др.), Австрии, Бразилии, США (Гавайи, Калифорнии, Вермонт, Дакота, Нью-Йорк, Мэн и др.).
В конце XX в. наметились две тенденции в развитии этого блока семейного законодательства. В большинстве стран законодательные органы исходили и исходят из того, что брак не может быть заключен между лицами одного пола, поскольку тому препятствуют национальные и религиозные традиции и/или соответствующие конституции. При этом не разрешаются и иные формы союзов - партнерства. В странах, где однополые союзы разрешены, брак, как правило, остается союзом мужчины и женщины, хотя в ряде из них правовые последствия однополых партнерств, особенно в имущественном плане, существенно приближены к брачному союзу.
Особое место занимают Нидерланды, где на уровне законодательства в корне изменено представление о браке как семейном союзе только мужчины и женщины: в соответствии с нормой ч. 1 ст. 30 ГК «брак может быть заключен между двумя лицами разного или одного пола».
Законодательным экспериментом Франции стала социально-экономическая модель зарегистрированного партнерства — на основе закона 1999 г «О гражданском пакте солидарности» (с последующим внесением в ГК Франции положении о самостоятельном гражданско-правовом договоре), поддержанного почти половиной населения страны (при том, что 13 тыс. мэров городов и президент республики Ж. Ширак выступили против любых имитаций брака).
Участники договора о партнерстве должны отвечать определенным требованиям: возраст, дееспособность, несостояние в браке или другом партнерстве. Именно это позволяет ряду исследователей признавать его косвенную семейно-правовую природу, хотя формально-юридически он таковым не является. В отличие от брака, заключение которого требует регистрации в мэрии, партнерство регистрируется в суде. Расторжение осуществляется как на основе взаимного согласия, так и при наличии спора также в суде. К правовым последствиям относятся: возникновение совместной собственности (если иное не предусмотрено договором), право на социальное обеспечение по семейному типу, право требовать совместного отпуска (при работе в одной компании), перевод в область проживания партнера (для лиц, работающих в государственной администрации), право на долгосрочную визу для партнера-иностранца (с последующим получением вида на жительство), на налоговые льготы (после трех лет сожительства). Не возникает, однако, аналогий с браком в области наследования и налогообложения.
По мнению Н. А. Алексеева, французская модель служит образцом для стран, не готовых сразу перейти к институту зарегистрированного партнерства для однополых пар и признать их семейный статус, ибо пакт не наносит ущерба традициям брака и не разрушает материю семейного права. Автор предлагает инкорпорировать в российское законодательство правовую конструкцию партнерства, альтернативную браку, — предпочтительно не семейно-правовой, а гражданско-правовой принадлежности. Этот вариант, с его точки зрения, вызовет меньше споров и возражений. Н. А. Алексеев считает необходимым ввести в ГК РФ договор социально-экономического партнерства — это даст возможность однополым парам получить некоторые экономические преимущества и официальное признание отношении. Договор должен заключаться в письменной форме и подлежать нотариальному удостоверению. На втором этапе либерализации законодательства автор предполагает корректировку разнополой сущности брака.
С. В. Сивохина полагает, что законодательный эксперимент, захлестнувший многие страны Европы, «в условиях патриархальной России представляется несвоевременным и даже кощунственным, если учесть низкий уровень правовой культуры населения, господство правового нигилизма,... высокую степень распространенности гомофобии, игнорирование государством проблемы внебрачных сожительств, а также если учесть скромную, едва заметную политику государства в социальной сфере». Особенно беспокоит автора возможное разрешение воспитания и усыновления детей однополыми парами.
Этапность продвижения к юридическому признанию партнерств, предложенная Н. А. Алексеевым, также не может быть принята: с одной стороны, вряд ли их природа может быть признана гражданско-правовой (это явный лично-правовой союз с семейными элементами), с другой стороны, не следует ставить перед законодателем и перспективную цель приближения таких партнерств к браку, а тем более — отождествления с ним. (Данные союзы с биологической точки зрения не относятся к стандарту человеческой природы.) Допущение для участников партнерства приемного родительства, усыновлений и иных прав в области попечения над детьми также представляется неприемлемым, так как образцы жизнедеятельности партнеров будут оказывать очевидное влияние на воспитуемого ребенка, в котором в большинстве случаев изначально заложены обычные природные потребности.
Однако какие-то эксперименты в этой области нас, скорее всего, не минуют. Лидеры России постоянно подчеркивают европейские статус и традиции нашей страны, а «европейский канон», которого Россия пытается придерживаться, в гендерном плане, как видимо, много либеральнее нашей правовой доктрины. Ввиду светского характера государства категорическое осуждение однополых союзов православной церковью также не может быть принято за основу указанной доктрины: никто не призывает церковь их освящать. Впрочем, европейский вектор развития нашей страны в последнее время корректируется идеями о гармонизации в российской политической и правовой позициях западного и восточного начал, сохранении разумной доли индивидуальности, исторической и культурной преемственности в основополагающих институтах, к которым относится и брак. Это дает надежду на взвешенность будущих решений по рассматриваемому вопросу.
Что касается дефиниции решения проблемы правового регулирования различных гендерных союзов (юридическое признание классических фактических браков и непризнание фактических однополых союзов), на что справедливо обращает внимание С. В. Сивохина, то резон такого подхода для нас совершенно очевиден, однако эти вопросы находятся за пределами заявленной темы.